Детектив — криминалист история французской «сюртэ»

Детектив — криминалист история французской «сюртэ». Сюртэ (безопасность), так называлась криминальная полиция Франции тех лет, была старейшей, с самыми богатыми в мире традициями криминаль­ной полицией. Ее история уходила своими корнями во времена Наполеона. До этого полицейская служба во Франции занималась главным образом вы­слеживанием и арестами политических противников, а не пресечением уго­ловных преступлений. И лишь в 1810 году, когда волна преступлений готова была затопить Париж, пробил час рождения Сюртэ, а также решилась судьба ее основателя Эжена Франсуа Видока.

До 35 лет Видок вел беспорядочную жизнь, полную приключений.

Сын пекаря из Арраса, он был артистом, солдатом, матросом, куколь­ником, арестантом (он избил офицера, соблазнившего одну из его подру­жек), совершившим несколько побегов. Однажды ему удалось убежать из тюрьмы в украденной им форме жандарма, в другой раз Видок бросился с головокружительной высоты тюремной башни в бурлящие воды протекав-

шей под ней реки. Но ему не везло: каждый раз его ловили. Наконец он был приговорен к каторжным работам и закован в цепи. В тюрьмах Видок годами бок о бок жил с опаснейшими преступниками тех дней. Среди них были чле­ны пресловутого французского клана убийц Корню, воспитывавшие из своих детей убийц, и чтобы те быстрее привыкали к своему ремеслу, им для игры давали головы мертвецов.

В 1799 году Видок совершил свой третий, на этот раз удачный побег. Десять лет он жил в Париже занимаясь торговлей одежды. Но все эти годы бывшие соседи по тюрьмам шантажировали его, угрозами выдачи властям. Возненавидев их, Видок сделал решительный шаг в своей жизни. Он отпра­вился в полицейскую префектуру Парижа и предложил использовать его зна­кия уголовного мира для борьбы с преступностью. За это Видок просил, что­бы ему простили уголовное прошлое. Видок просил поручить ему борьбу с преступностью в Париже. В целях конспирации он был вновь арестован, а последующее освобождение прошло под видом нового успешного побега. Свою резиденцию Видок расположил вблизи полицейской префектуры. Со­трудники подбирались им по принципу: «Только преступник сможет побо­роть преступление». Сначала на Видока работали всего 4, затем 12, а позднее 20 бывших арестантов, которым он платил из особого тайного фонда и кото­рые прошли у него железную выучку. За год Видок с 12 сотрудниками аре­стовал 812 убийц, воров, взломщиков, грабителей и мошенников, ликвидиро­вал притоны, в которые до него не рискнул сунуться ни один мировой судья, ни один инспектор.

Вскоре организация Видока получила название «Сюртэ» («Безопас­ность»). Несмотря на враждебное отношение к ней, именно она и явилась за­родышем французской криминальной полиции.

Близкое знакомство с преступным миром, привычками и методами «работы» уголовников, терпение, интуиция, умения вживаться в образ, ред­кая зрительная память и архив, в котором были собраны сведения про всех знакомых Видоку преступниках, обеспечивали успех его работы.

В 1833 году Видок вышел в отставку, так как новый префект полиции Генри Гиске возражал против того, чтобы вся криминальная полиция состоя­ла из бывших арестантов. В 1857 году Видок умер. Он интересно прожил ос­таток своей жизни, имел частное сыскное бюро (видимо, первое в мире), был зажиточным коммерсантом, писателем, другом великого Бальзака, которому не раз подсказывал темы будущих романов.

Со временем архив Видока превратился в колоссальный бюрократиче­ский аппарат, горы бумаг загромождали неприветливые, пыльные, освещен­ные газом залы префектуры. Поэтому уже в 1879 году парижская полиция переживала глубокий кризис, который и выдвинул на арену истории развития криминалистики Альфонса Бертильона.

Альфонс Бертильон был молодым человеком с бледным, худым, пе­чально холодным лицом, замедленными движениями и невыразительным го­лосом. Он страдал несварением желудка, носовыми кровотечениями, ужас­ными приступами мигрени и был столь замкнутым человеком, что произво­дил отталкивающее впечатление. Его замкнутость сочеталась с недоверчиво­стью, сарказмом, злобностью, назойливой, педантичностью и полным отсут­ствием чувства прекрасного. И только благодаря связям отца получил место писаря в полицейской префектуре. В его обязанности входило заполнение карточек на преступников. В них то и дело повторялось: «высокого», «низко­го», «среднего» роста, «лицо обычное», «никаких особых примет». Все те описания подходили к тысячам людей.

Весь материал, проходивший через руки Бертильона, служил нагляд­ным примером кризиса, в котором находилась Сюртэ. Со времен триумфа Видока и создания его методов изменились и мир и общество, а вместе с ни­ми — и сущность преступности. Но эти изменения еще не коснулись сознания общественности. До 1879 года лишь единицы предпринимали попытки осве­тить социологические, биологические и психологические истоки преступного мира. К ним относится бельгийский математик и статистик Адольф Кетле, который пытался подсчитать количество уголовных преступлений за послед­ние десятилетия и высчитать процент уголовных элементов в человеческом обществе. С другой стороны, итальянский психиатр Чезаре Ломброзо провел изучение физиологии и психологии преступников. В тюрьмах и психиатри­ческих больницах Павиа он производил измерения черепов преступников и в результате пришел к выводу, что каждый преступник имеет определенные аномалии в строении черепа, которые делают его в большей, чем других лю­дей, степени похожим на животное. Преступник, утверждал он, атавистиче­ское явление, так сказать, рецидив человеческой истории; преступником ро­ждаются. Вышедшая в свет в 1876 году книга Ломбразо «L`uomo delinquente» нашла определенное признание за пределами Италии и привлекла внимание ученых к личности преступника. В остальном же преступность по-прежнему оставалась неисследованной областью, воспринималась просто как факт, с которым нужно бороться.

Феноменальная память на лица преступников, которой обладал Видок, была единственной в своем роде. Но теперь не хватило бы и ста Видоков, чтобы запомнить лица бесчисленного множества преступников всех рангов, всплывших на поверхность болота преступлений в 80-х годах XIX столетия. С ростом общего уровня развития и образования вырос и уровень развития преступников. Провокаторам в тюрьмах редко удавалось перехитрить и что-либо выведать у заключенных, изменивших имена и внешность для сокрытия прежних судимостей.

Картотека, служившая Видоку лишь опорой для памяти, стала теперь главным средством идентификации преступников. Но она переросла по сво­им размерам все границы и практически потеряла из-за этого смысл. Класси­фикация по именам стала бессмысленной, т.к. преступники меняли свои имена. Классификация по возрасту, способу совершения преступления не оправдала себя, потому что не удалось создать удобные для пользования разделы.

В это время и сложились первые впечатления А. Бертильона о работе полиции и Сюртэ.

Бертильон вырос в доме, где стремление к познанию закономерностей природы было невероятно сильно. Он был свидетелем того, как дед и отец производили измерения черепов людей разных рас, чтобы установить, имеет­ся ли связь между формой головы и духовным развитием человека. Много раз он слышал имя Кетле — человека, стремившегося доказать, что строение человеческого тела подчинено определенным законам. Отец и дед проверяли утверждение Кетле, что нет на земле двух человек, у которых совпадали бы размеры отдельных частей тела и, что шанс встретить двух совершенно оди­наковых по росту людей расценивается как один к четырем.

Почему, спрашивал Бертильон себя, напрасно тратятся время, деньги и усилия людей на установление тождества уголовников? Почему цепляются за старые, грубые, несовершенные методы, когда естествознание установило возможности безошибочно отличать одного человека от другого по размерам тела?

Бертильон не знал, что еще 19 лет назад, в 1860 году, директор тюрьмы Луван, Стивене, безуспешно предлагал, ссылаясь на учение Кетле, измерять части тела всех взрослых преступников. При этом он рекомендовал произво­дить следующие измерения: объём головы, длину ушей, длину стопы, рост и объём груди. Он был уверен, что полученные таким путем данные можно бу­дет использовать при розыске преступников вопреки их переодеваниям, мас­кировке, смене имени.

Бертильону позволили обмерять регистрируемых заключенных. Изме­ряя их рост, объём головы, длину рук, пальцев, стоп, он убедился, что разме­ры отдельных частей тела разных лиц могут совпадать, но размеры четырех, пяти частей тела одновременно никогда не будут одинаковы.

Накопив достаточно материала, Бертильон написал доклад, в котором изложил, как можно безошибочно идентифицировать преступников. Этот доклад он направил префекту полиции Парижа, но не получил никакого от­вета, а в дальнейшем был осмеян. И только благодаря отцу он выстоял и до­казал свою правоту.

Бертильон не мог предполагать, что в это же время на другом краю земли еще два человека пытались разрешить ту же проблему.

5 августа 1877 года в Хугли, столице одноименного района Индии, Вильям Хершель, служащий британской администрации, диктовал письмо, адресованное генеральному инспектору тюрем Бенгалии: «С этим письмом я посылаю вам свою работу о новом методе идентификации личности. Она за­ключается в отпечатках указательного и среднего пальцев правой руки с ис­пользованием обычной штемпельной краски. Способ получения такого отпе­чатка едва ли труднее получения обычного штемпеля. Я проверял этот спо­соб в течение нескольких месяцев на заключенных, а также при выплате жа­лований и практически не столкнулся ни с какими трудностями. У всех лиц, получающих в Хугли официальный документ, берут отпечатки пальцев. Еще никто не противился этому. Я думаю, что можно положить конец всякому жульничеству при идентификации, если ввести этот способ повсюду. За по­следние я изготовил тысячи карточек с отпечатками пальцев и теперь почти всегда могу на их основе идентифицировать личность.. .»

Хершель пришел к выводу, что рисунок линий на пальцах не меняется ни через 5, ни через 10, ни через 15, ни через 19 лет. Его записная книжка свидетельствовала об этом. Однако официальными лицами его предложение было принято как плод больной фантазии.

В то время, когда в Хугли Вильям Хершель писал важное, но не при­несшее пользы письмо генеральному инспектору тюрем Бенгалии, в Токио в больнице Дзукий работал шотландский врач Генри Фулдс. Он преподавал японским студентам физиологию. Фулдс был полной противоположностью Хершеля: боевой, умный, полный идей, но в то же время с холерическим темпераментом, раздражительный, эгоцентричный, упрямый до ограничен­ности.

Он ничего не слышал ни о Хершеле, ни о его экспериментах в Индии. В начале 1880 года Фулдс поехал в Лондон в журнал «Природа». В письме содержалось такое предложение: «Я рассматривал в 1879 году несколько найденных в Японии черепков глиняных сосудов и обратил внимание на не­которые отпечатки пальцев, которые возникли, видимо, когда глина была еще мягкой. Сравнения этих отпечатков с вновь сделанными побудило меня заняться этой проблемой. Рисунок линий кожи не изменяется в течение всей жизни и может лучше фотографии служить средством идентификации».

Неизвестно, так ли произошло знакомство Фулдеса с отпечатками пальцев, как он писал в своем письме. Позднее он упомянул, что китайцы знали особенности отпечатков пальцев и что он слышал об этом. Никогда он не говорил о том, что и в Японии они были известны.

Как бы там ни было, с 1879 по 1880 год Фулдс собрал многочисленную коллекцию отпечатков пальцев и изучал их капиллярные линии.

Фулдс не сомневался, что открыл метод разоблачения преступников, который усовершенствует работу полиции во всем мире. Он обнаружил воз­можность использования отпечатков, о которой Хершель даже не помышлял. Прежде чем вернуться в Англию, он написал бесчисленное множество писем, чтобы познакомить со своими идеями знаменитых людей того времени и га­рантировать себе приоритет.

Фулдс написал также и во Францию префекту парижской полиции Луи Андрие. Фулдс не мог знать, что Андрие меньше всего можно вдохновить та­кими революционными идеями. Он не мог предвидеть также, что Андрие стоял на пороге отставки, что новый политик, Жан Камекасс, уже был готов занять пост префекта парижской полиции и что при этом откроются двери для другой идеи идентификации, для другого человека — для Альфонса Бертильона.

В зале, в котором Бертильон работал, стали официально проводить из­мерения и регистрацию. Он работал не покладая рук. И наконец, к нему

пришел успех. Однако успех этот все же был внутренним делом префектуры полиции. К середине 1884 года писари были им так выдрессированы, что он мог доверить им обмеривание и заполнение карточек. У него появилось вре­мя для занятий новыми проблемами.

Снова, как и прежде, он часами сидел за своим столом и колдовал над фотографиями тех же заключенных, которых обмерял. Бертильон сам приоб­рел себе фотооборудование и стал по-своему фотографировать заключенных. Он разрезал фотографии и наклеивал десятки ушей носов и глаз. С усердием муравья искал он способ описания различных форм носов и ушей, а также цвет глаз.

Что побуждало его делать все это? Все тот же иронический вопрос лю­дей из Сюртэ: «Как же нам при помощи карточек выследить разыскиваемого преступника и арестовать его? Уж не с сантиметром ли в кармане?» Бертиль-она поглотили новые идеи. Он хотел дополнить свои карточки хорошими фо­тографиями и описаниями, чтобы каждый полицейский в короткое время мог представить себе внешность преступника так, что на основании этого мог бы его арестовать. А затем можно было бы прокомментировать правильность ареста путем обмеривания. Бертильон разработал такой способ фотографиро­вания, который запечатлел бы неизменяемые или трудно изменяемые черты человеческого лица. Он пришел к выводу, что это наилучшим образом дости­гается при фотографировании в профиль.

За 1884 год он идентифицировал 300 лиц, имевших ранее судимость, большая часть которых не была бы обнаружена старыми методами иденти­фикации.

В 1885 году во всех тюрьмах Франции вводится антропометрия — так Бертильон назвал свой метод. К нему, наконец, приходит признание не толь­ко во Франции, но и за рубежом.

1 февраля 1885 года Бертильон был произведен в директора полицей­ской службы идентификаций. В его распоряжение было передано и фотоате­лье, где заключенных фотографировали уже не только в профиль, но и в фас.

Устный портрет был незамедлительно введен во французской полиции. К началу 1889 года слава Бертильона достигла своего апогея. Не хватало лишь какого-либо особого случая, чтобы его имя навсегда осталось в истории Франции.

После идентификации известного в свое время террориста Равашоля во всех столицах обратили внимание на бертильонаж. Казалось, что нет больше преград для его победного марша по всему миру.

Однако в 1892 году была издана книга англичанина Френсиса Гальтона под названием «Отпечатки пальцев». В ней он пришел к выводу, что сущест­вуют четыре основные группы капиллярных рисунков, от которых происхо­дят все прочие: без треугольников, треугольник справа, треугольник слева, несколько треугольников.

Детектив — криминалист история французской «сюртэ» 2016