В 1887 году Джордж Уэллинг, суперинтендант Нью-Йоркской полиции, опубликовал свои мемуары. В них можно было прочитать: «Я слишком хорошо знаю силу столь распространенного у нас союза политиков и полицейских. Я пробовал выступать против этого, но дело кончалось в большинстве случаев для меня катастрофически. Общинное управление осуществляется в Соединенных Штатах не так, как во всём цивилизованном мире. Оно базируется на всеобщих выборах, которые проводятся не с учётом нужд городов, а исходя из целей двух политических партий… Среди политиков нет ни честных крупных коммерсантов, ни известных журналистов, учёных, ни спокойно работающих граждан. Зато здесь можно увидеть жестокие лица тех, кто при помощи силы, не испытывая угрызений совести, преследует свои корыстные цели… Наши прокуроры, юристы и полицейские служащие в основном назначаются и контролируются теми же элементами, обезвреживание и наказание которых возложено на них по долгу службы. Служащие в Нью-Йорке, естественно, не осмеливаются трогать тех, от кого зависит их существование. Нередко наши полицейские судьи так малограмотны, что не могут написать даже простых слов. Политики вынуждают отпускать на свободу признанных виновными заключённых… Мы сыты по горло господством этих хищников. Нам хотелось бы испытать власть джентльменов…»
Слова Уэллинга справедливы не только в отношении Нью-Йорка и нью-йоркской полиции. Они справедливы в большей или меньшей степени и для других штатов, городов и учреждений страны. Её мыслящие, ответственные слои общества лишь начал осознавать, что американский идеал свободы стал угрозой для всех, потому что он означает также свободу политического, экономического и уголовного мира, какого по масштабу ещё не знал мир.
Только этим можно объяснить, что неподкупное частное сыскное агентство Аллана Пинкертона с середины XIX столетия не только приобрело беспрецедентно большое влияние в районе между Атлантическим и Тихим океанами, но и достигло мировой славы, а в глазах европейцев стало представителем американской криминальной полиции. Эмблемой фирмы стало изображение широко открытого глаза и слова: «Мы никогда не спим».
Пинкертон и девять его служащих с самого начала своей деятельности доказали справедливость этой фразы. Они были коммерсантами, но неподкупными и усердными в работе. Беглых преступников они преследовали и на лошадях и на крышах железнодорожных поездов, мчавшихся на «Дикий Запад». Они были на «ты» с револьвером и скорострельным оружием, в то же время являлись знатоками психологии, мастерами маски, были неустрашимы и смелы. За несколько лет пинкертоны стали самыми результативными криминалистами Северной Америки.
После Гражданской войны на Запад США хлынул мощный поток переселенцев в погоне за золотом и серебром, в поисках плодородных земель и пастбищ. Запад был действительно «Диким Западом»
Переселенцы прибыли в страну, в которой десятилетиями царил лишь один закон: закон сильного и быстро стреляющего. Повседневными были уличный грабёж, нападения на почтовые кареты и железнодорожные поезда, конокрадство, ограбление банков и наёмное убийство. Существовали шерифы, но их роль была малозначительна.
В этом мире пинкертоны заслужили свои лавры. Они пользовались методами своего времени. Правда, доносчиков из преступного мира они не признавали. Зато сами под различным видом проникали в центры крупных банд, в города, где царила их власть.
Аллан Пинкертон создал первый в Америке фотоальбом преступников. Он и его сыновья заложили основу для самой подробной специальной картотек воров ювелирных изделий и их укрывателей, какая когда-либо существовала в мире. Когда в 1884 году Алан Пинкертон скончался, его агентство возвышалось над хаосом американской полиции как надежная скала.
Спустя 14 лет, в 1898 году, посетителям Международной выставки в Сан-Луи показывали необычный аттракцион из Лондона. Человека, демонстрировавшего этот аттракцион, звали Ферье, сержант Ферье из Скотланд-ярда. Никто впоследствии не смог сказать, кому в Лондоне пришла в голову мысль послать сержанта в Миссисипи. Во всяком случае, имя Скотланд — ярда привлекло большое число зрителей к выставочному стенду, стены которого были украшены увеличенными фотографиями отпечатков пальцев некоторых заключенных из британских тюрем. Ферье старался, как мог, разъяснить новый феномен. Аттракцион заключался в том, что каждый мог оставить свой отпечаток пальцев на памятной карточке.
Если миссия Ферье заключалась в том, чтобы вызвать к дактилоскопии интерес американской полиции, то все было напрасно. Ни один полицейский, даже ни один полицейский репортёр, рыщущий в поисках сенсаций, не нашёл дактилоскопию достаточно интересной, чтобы серьёзно заняться ею.
Почти никто не знал, что американский железнодорожный инженер Гильберт Томпсон ещё в 1882 году в Нью-Мехико, чтобы избежать подделок, ставил отпечаток своего большого*пальца на ведомостях выдачи зарплаты рабочим. Почти никому не было известно, что тремя годами позже жители Цинциннати предложили ставить отпечаток большого пальца на железнодорожные билеты и что фотограф из Сан-Франциско, по имени Тейбор, стал регистрировать китайских переселенцев при помощи их отпечатков пальцев. И только читающие книги американцы могли бы вспомнить, что их знаменитый соотечественник Марк Твен в 1882 году написал книгу «Жизнь на Миссисипи», где рассказал историю одного человека, по имени Карл Риттер, жена и ребёнок которого во время Гражданской войны в Америке были убиты грабившими население солдатами. Убийца оставил кровавый отпечаток своего большого пальца. С этим отпечатком пальца Риттер под видом человека, предсказывающего по руке судьбу, отправился на поиски убийцы. Он ходил от лагеря к лагерю, предсказывая по руке судьбу солдатам, и изучал узор линий на их больших пальцах. Так он, в конце концов нашёл убийцу. Свой метод он объяснил так: «… есть одно у человека, что никогда не меняется от колыбели до могилы, — это линии подушечки большого пальца … Нет двух людей с точно похожими линиями… Портреты не годятся, потому что переодевание с гримом могут их сделать бесполезными … Отпечаток пальца вот единственная достоверная примета … его уже не замаскируешь.» Осталось тайной, как Марк Твен открыл это. Было ли это случайностью, вдохновением, интуицией писателя?
Правда, некоторые шефы американской полиции и тюрем пытались с 1890 года навести хоть какой-то порядок во всеобщем хаосе полицейских служб, применяя метод Бертильона. Но все они жаловались на сложность и неточность системы Бертильона. Здесь наблюдалась та же картина, что и в Южной Америке, и в Индии, то есть, если антропометрический метод осуществлялся не под строгим надзором самого Бертильона, а попадал в руки менее опытных людей, он порождал много ошибок.
И всё же, в силу консерватизма мышления, окончательное признание дактилоскопического метода идентификации пришло лишь в 1911 году.
Однако даже самые лучшие коллекции отпечатков пальцев в Нью-Иорке, Чикаго оставались, собственно говоря, бесполезными, пока большинство полицейских учреждений не располагало картотекой отпечатков пальцев, пока не существовало объединяющего все Соединенные Штаты сотрудничества в области идентификации, а вся страна была во власти преступников. Характерно, что американские судьи рассматривали снятие отпечатков пальцев у арестованных против их воли как посягательство на их личную свободу, выражали протест против полицейских учреждений, применяющих дактилоскопию, и тем самым играли на руку преступникам. Так продолжалось до 1928 года, пока штат Нью-Йорк не принял закона, признававшего правомерным снятие отпечатков пальцев у всех арестованных.
В 1905 году президент США Теодор Рузвельт предпринял попытки создать центральное учреждение с персоналом, имеющим криминалистическое образование. Эти криминалисты находились всегда в распоряжении генерального прокурора. Отдел получил название Бюро расследований.
Почти десять лет это бюро было источником сплошных разочарований. Казалось, в Вашингтоне невозможно найти людей, не подверженных коррупции. И в годы после первой мировой войны бюро чуть было не погибло в своём собственном болоте продажности, торговли должностями и бездеятельности.
В 1924 году президент Калвин Кулидж назначил на пост генерального прокурора Харлэнда Фиске Стоуна, заслужившего славу «неподкупного». Стоун отстранил продажного Бирнса и поставил во главе Бюро расследований 29-летнего Эдгара Гувера, адвоката, не связанного в то время ни с одним политиканом.
Полный решимости навести порядок, он обязал Гувера порвать все свои связи с политиками и безоговорочно увольнять всех служащих, проникших в бюро благодаря подобным связям. Принимать на роботу разрешалось лишь тщательно проверенных юристов и экономистов. Фундаментом бюро должны были стать знание дела и неподкупность.
Гувер обладал не только достаточной решительностью, но также гибкостью и терпением, чтобы внутри политического аппарата проложить путь новым принципам, таким, как знание и трудолюбие, считавшиеся в том мире смешными пережитками. Благодаря принятым конгрессом законам Бюро Гувера получило право вмешиваться во внутренние дела штатов и стало называться Федеральным бюро расследований, сокращённо ФБР.
Первой заботой Эдгара Гувера после его назначения на пост главы ФБР стала идентификация преступников. Прежде всего он покончил с разбросанностью коллекций отпечатков пальцев по всей стране. Сначала в Вашингтон перевели коллекции отпечатков пальцев из федеральных мест заключения. Это не представляло трудности. Труднее было добиться перевода коллекций отпечатков пальцев из полиции отдельных городов и штатов, которые использовали дактилоскопию с 1911 года. Долгое время не удавалось преодолеть их враждебности ко всякого рода централизации. Лишь в 1930 году Гувер получил официальное согласие конгресса на создание мощного, охватывающего все Соединенные Штаты Бюро идентификации.
В результате возникла служба идентификации такого масштаба, так чётко работавшая, что она казалась европейским наблюдателям неповторимой и недосягаемой. США стали величайшим экспериментальным полем, значение и практичность отпечатка пальцев получили такое подтверждение, о каком не могли и мечтать пионеры этого метода идентификации.
Однако в период с 1924 по 1936 год Соединенные Штаты захлестнула мощная волна преступности. То, что в те годы творилось в США, затмило по разгулу уголовщины все, что когда-либо довелось пережить Старому и Новому Свету.
Многим европейским наблюдателям объяснение этого явления не казалось сложным. Они относили его за счет трёх причин. Первой причиной они считали преувеличенный американский либерализм, приведший ярко выраженный человеческий эгоизм к борьбе за господство законов джунглей. Вторую причину они видели в так называемом «сухом законе», принятом в Америке 16 января 1920 года. Мнения, что такую колоссальную страну, как США, можно отучить от употребления алкогольных напитков путём законов и постановлений, было наивным и противоречило естественным слабостям человека. Поэтому заранее можно было ожидать нарушение этого закона.
Запрет провоцировал и создавал возможности путём нарушения «сухого закона», то есть путём спекуляции и тайного производства алкоголя, заработать сотни тысяч, миллионы и миллиарды долларов. И наконец, третьей причиной они считали социальное и экономическое потрясение, которое пережила Северная Америка после первой мировой войны. Оно углубило пропасть между бедными, обездоленными, с одной стороны, и богатыми — с другой. Последние в борьбе за прибыли придерживались принципа «хватай как можешь».
Аль Капоне, Франк Костелло, Джон Диллинжер — это имена главарей банд грабителей, разбойников, шантажистов, убийц, получивших своего рода мировую известность, какой доселе не знал ни один преступник/Временами казалось, что политические устои США пошатнулись и преступность готова захватить власть в целых городах и районах страны.
Этот разгул преступности волновал общественность больше чем все сообщения о коррупции в политике и полиции. Именно это и дало Гуверу возможность открыть широкий фронт ФБР по борьбе с преступностью. Если в борьбе с преступностью какое-нибудь оружие и доказало свою особую эффективность, то это была дактилоскопия и построенная на ней служба идентификации. В стране, где каждый мог назваться любым именем, где не существовало удостоверений личности и прописки, не было регистрационных книг в отелях, где преступники пользовались такой свободой перемещения, какой не знала Европа, отпечатки пальцев стали единственным надёжным средством идентификации. Никогда раньше дактилоскопия не доказывала столь неоспоримо своё значение и свою безошибочность, пока в январе 1934 года не произошел случай, повлёкший ряд драматических событий.
После убийства известного гангстера Клутаса, в соответствие с правилами уголовной полиции, следовало снять отпечатки пальцев убийцы, чтобы удостовериться, какого преступника можно вычеркнуть из списка живых. Пальцы Клутаса не дали отпечатков капиллярных линий.
Еще в начале XX столетия, когда метод отпечатков пальцев пробивал себе дорогу в европейскую полицию, его противники часто выдвигали аргумент, что, мол, преступники могут изменить капиллярные линии или уничтожить их на своих пальцах. Но эти предположения вскоре были забыты, потому что европейские преступники не предпринимали в этом направлении никаких шагов. Не нависла ли в эти дни 1934 года в Чикаго страшная, непреодолимая угроза над дактилоскопией? И как раз сейчас, когда никто в мире больше не сомневался в надежности дактилоскопического метода? Не доказывает ли случай с Клутасом, что отпечатки пальцев действительно можно изменить? Или есть люди, вопреки всем ожиданиям не имеющие капиллярных линий?
О случившемся срочно сообщили в Вашингтон. Поставили в известность Гувера, который тут же отдал распоряжение дерматологам в Чикаго тщательно обследовать пальцы убитого.
Через два дня результаты были готовы. Они вызвали большое облегчение. Джек Клутас поручил какому-то неизвестному врачу снять кожу со своих пальцев, чтобы избежать идентификации в случае, если он будет вновь арестован. Однако на новой коже, образовавшейся на месте ран, стали вырисовываться старые капиллярные линии. Угроза, способная, казалось в первый момент, разрушить всё здание дактилоскопии, была предотвращена.
Эдгару Гуверу удалось с большим размахом осуществить то, о чем в Аргентине мечтал Жуан Вучетич и из-за чего так трагически сложилась его жизнь. Благодаря стараниям Гувера и пониманию, которое проявили многие ведомства, удалось достичь поразительных результатов: из общего числа карточек с отпечатками пальцев 141231713 по меньшей мере 112096777 принадлежали не преступникам, а честным гражданам с безупречной репутацией, постоянно или временно проживающим в США. Эта, хотя еще и не всеобщая, но невероятно большая картотека позволяет использовать ее не только в узких целях идентификации преступника, имевшего ранее судимости. Она не только облегчает идентификацию отпечатков пальцев обнаруженных на месте преступления, но оказалась бесценным вспомогательным средством опознания жертв несчастных случаев, катастроф и войны.
Но преодоление предубеждений, как показала история,- дело длительного времени. Однако когда бы это не случится, основной всеобщей регистрации всего населения стран и континентов будет дактилоскопия.